Книга посвящена российским спасателям.
Сегодня получил отзыв о своих книгах! Читателя не обманешь.
Публикую одну из глав "Фукусимы"!
***
Господи, и откуда на нашу голову берутся такие… Ой, так и до греха недалеко. Чуть не ляпнул лишнее. В нашем доме в соседнем подъезде проживают две болонки Топа и Дора. Раньше хозяином у них был Василий Никанорович Якоренко – крепкий старичок, седовласый и с самобытным чувством юмора. Собачки его лаяли, куражились, визжали невпопад, но всё же были послушными, хотя умом никогда и не блистали. Нам с Фуку часто приходилось с ними пересекаться на прогулке. Тарахтушки-брехушки, спасу от них нет. Такую чушь несут, хоть стой, хоть падай.
Теперь же и не поймёшь, кто у них хозяин. Говорят, Василий Никанорович куда-то уехал. А болонки гуляют по очереди то с какой-то старушкой, то с каким-то незнакомым старичком. Бабуля так смешно называет своих болонок - Топчик и Доренчик. А поскольку странная бабушка слова произносит как-то нараспев и с непонятным говором, в котором звуки «о» и «у» звучат почти одинаково, всё время слышится Тупчик и Дуренчик. Ну, и имена у девчонок. Что самое смешное – они полностью соответствуют их характеру и поведению. Вот словно для них такие имена и придумали.
Представляете, я одну из них даже хотел однажды укусить. Владимир Петрович и, кстати, такая же словоохотливая старушенция, как и её питомцы, сидят как-то на лавочке в сквере, общаются. Мы с Фукусимой тут же рядом, а этим двум вертихвосткам неймётся.
- Куда это твоя подружка нос свой сунула, что у неё вся морда облезлая? – ехидничает Дуренчик.
- Точно! – Подгавкивает ей Тупчик. – Тяф-тяф-тяф! Гы-гы-гы!
Фуку на такие выпады в свой адрес не реагирует. Что значит выучка! Помните? Она ведь даже пострадавшего не укусит, если тот сделает ей больно. А тут как раз тот случай: уродиться болонкой – это тоже почти стать пострадавшей. Но я ведь не могу промолчать, когда в моём присутствии оскорбляют мою подругу. Тем более собаку, которая спасла своего хозяина от смерти и получившая за свою отвагу пожизненную пенсию от Министерства по чрезвычайным ситуациям.
- Послушайте, болоночки, - говорю я им спокойно, - вы обе вместе не стоите и кончика хвоста этой собаки. Ясно? Так что сидите и помалкивайте. Пока я вам не задал трёпу.
- А-ха-ха! – заливается Дуренчик.
- Гы-гы-гы! – повторяет Тупчик. – А ты чего за неё тут распинаешься? У неё языка нету? Она не только облезлая, она ещё и немая собака, что ли?
- Прек-р-р-р-р-р-рати, - не на шутку возмущаюсь я.
Тут в разговор вмешивается Владиимр Петрович:
- Что случилось, Трисон? Ты чего рычишь?
Хозяйка болонок сразу в панику:
- Ой-ой! – замахала она руками. – Владимир Петрович, что это за агрэссия такая? Он не тронет моих девочек? Дуренчик, Тупчик, отойдите от него, может, у него блохи… Держитесь подальше от него.
Ну, ё-моё! Вот это вывод! Ну, как пережить такие оскорбления? Оказывается, хозяйка не умнее своих болонок. Это же надо такое ляпнуть! Сами довели до рычания, и тут же такой отвратительный поклёп. «Блохи у него…» Тьфу на вас! Хорошо хоть Владимир Петрович тут же вступился за мою честь:
- Что вы, побойтесь Бога, Прасковья Степановна! Какие блохи? У нас каждый день водные процедуры, вычёсывание, правильное питание. Любаша заботится…
- Простите, Владимир Петрович, - она похлопала его по плечу, - да я так, к слову, простите ради Бога. Собачки у вас ухоженные, сразу видно заботитесь… И как ваша помощница? Справляется? – неожиданно старушка сменила тему.
- Ой, вы знаете, молодец девчонка. Прямо, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, как родная дочь…
- А Танюшка, дочечка, хоть приезжает, проведывает? – с ехидцей в голосе и как бы нехотя поинтересовалась старушка.
- Редко, но регулярно, - вздохнул Владимир Петрович, - но что поделаешь, выросла. Работа, муж…
Прасковью Степановну мало тревожили Любаша и Татьяна, она, как я понял чуть позже, готовилась к главному вопросу. Больше всего её распирало любопытство о судьбе Ларисы Дмитриевны, это бывшая жена Владимира Петровича. В нашей квартире об этой женщине никто никогда не говорил. Не то, что имя её было под негласным запретом, а просто повода никогда не было. Друзья, наверное, не упоминали её из чувства деликатности, родственники, в том числе дочь Татьяна, скорее, чтобы не бередить отцу старые раны. Словом, вопрос созрел.
- Как Лариса? Возвращаться не собирается? Не помирились? – едва ли не шёпотом спросила Прасковья Степановна. Мне показалась, что она сама испугалась своего вопроса. Но Владимир Петрович, на удивление, спокойно ответил:
- Да мы собственно и не ругались.
- Ну, так а это… как же… развод…
- Ну, и что? – усмехнулся Владимир Петрович. – Мало ли причин для развода?
- Ну, в вашем случае причина-то ясна, как божий день, - хмыкнула Прасковья Степановна.
- Кому? – удивлённо спросил Петрович. – Кому ясна?
- Да всем, - пожала плечами старушка. – Не ваша… эта… как её болезнь… то есть, трагедия, так и жили бы вместе по сей день!
- Удивляете вы меня, Прасковья Степановна, - рассмеялся Владимир Петрович, как мне показалось, нарочито громко и несколько наигранно. То есть вы лучше знаете наши взаимоотношения с Ларисой, чем мы сами?
- Но это же очевидно, Владимир Петрович…
- Нет, нет и ещё раз нет, дорогая Прасковья Степановна. Моя слепота никакого отношения к разводу не имеет. Мы развелись с Ларисой Дмитриевной за год до моей слепоты. Просто жили под одной крышей. Но мы остались друзьями. Никаких претензий друг к другу. Ну, не сошлись характерами…
Я, конечно, не могу опровергнуть слова своего подопечного, но то, что мне удалось раньше слышать, хотя и фрагментарно, говорило об обратном. Я пришёл к выводу, что Владимир Петрович просто защищает свою бывшую супругу, ему не хотелось, чтобы ходили разговоры о том, что его жена бросила из-за инвалидности. Наверное, он очень сильно любил свою бывшую жену. А может, он и правду сказал соседке. Нам собакам сложно разобраться во всём этом. А вам я рассказываю, чтобы вы лучше поняли нашего героя. Люди сделают, надеюсь, правильные выводы.
Болонки всё никак не успокаивались.
- Трис, ты так и не ответил нам, что с мордой у твоей подружки? – визгливо спрашивает Тупчик.
- Да-да, - снова подгавкивает Дуренчик.
- Человека спасала, - киваю на Владимира Петровича, - вот его спасла от гибели.
- Смелая такая? – тявкает Тупчик.
- Гы-гы! – визжит Дуренчик.
Я не выдержал и говорю:
- Вы меня, извините, девушки, но почему вы ведёте себя как две дуры?
Обе болонки одновременно, словно по команде, фыркнули и залились громким лаем. Хозяйка заквохтала, точно курица-наседка:
- На кого вы лаете, миленькие мои? Что случилось?
- Тяф-тяф-тяф!
- Гы-гы-гы!
- Истерички, - говорю я им. – Вы ещё вверх ногами упадите и глаза закатите. Может, отведут вас к ветеринару, да вколят вам по укольчику, а то и по «двушечке».
Мои слова повлияли. Болонки тут же прекратили дурачиться – видимо, перспектива оказаться в ветеринарке не очень им понравилась.
- Мы с тобой больше не дружим! – тявкнула Дуренчик.
- Ты такой грубый кобель! – взвизгнула Тупчик.
- Сами виноваты, - спокойно ответил я. – Ведёте себя не как собаки, а как какие-то глупые обезьяны.
- Сам ты орангутанг! – фыркнула Тупчик.
- А подруга твоя шимпанзе облезлая! – взвизгнула Дуренчик.
Ну, что взять с этих дурочек? Отвернулся я от них и больше ни словом с ними не обмолвился.
А тут и люди стали расходиться. Прасковья Степановна поднялась с лавки и спрашивает:
- Наши девочки устали?
Мне так смешно стало. Отчего, думаю, можно устать, сидя два часа возле лавки? Тем более, твоим бесполезным болтушкам. С ума можно сойти от этих «наших», «девочек», «тупчиков», «дуренчиков».
Мой вам совет: если встретите этих бесполезных болонок, не вступайте с ними в разговоры. Всё перевернут, вас обгавкают, обтявкают, вы же ещё и виноватыми останетесь. Маленькие, но такие зловредные и подленькие эти собачьи девчонки. Словом, держитесь от них подальше.
Напоследок расскажу вам одну историю об этих глупых собачонках. Когда Владимир Петрович рассказывал, я чуть было не научился смеяться. В общем, Василий Никанорович заметил, что его собачки стали хандрить и из живых, весёлых, шаловливых существ превращаются в каких-то заморышей. Вызвали ветеринара, тот осмотрел обеих, прописал им какие-то пилюли, но, увы, собачки угасали не по дням, а по часам.
Старик ничего не понимал. Обычно собаки встречали его после работы радостно повизгивая, а теперь сидели понурые и грустные. После ужина сразу падали спать. И так каждый день. Хозяин разволновался не на шутку. И что вы думаете?
Всё выяснилось случайно. Однажды Василий Никанорович вернулся домой раньше обычного. И вот какую картину он застал. На кухне у него стояла клетка с попугаем. И эта наглая птица голосом хозяина отдаёт команду болонкам:
- Ко мне! Сидеть! Лежать!
Те подбегают к клетке и точь-в-точь выполняют команды крылатого «дрессировщика». Полежав с минуту, отползают в сторону, но Кеша начеку. Снова кричит:
- Ко мне! Сидеть! Лежать!
Две болонки шатаясь бредут к рабовладельцу. И так, видимо, целый день. Когда Василий Никанорович вошёл на кухню, птица умолкла, а болонки были полуживыми. Вот так и открылась неведомая болезнь собачек. Они просто целыми днями «тренировались», а к приходу хозяина валились с ног.
Если бы не случайность, загонял бы попугай собачонок. Вот вам и Тупчик с Дуренчиком. Какой-то крошечный попугай с мозгом с кукурузное зерно оказался умнее двух болонок.