У лет на мосту, на презренье, на смех,
земной любви искупителем значась,
должен стоять, стою за всех,
за всех расплачусь, за всех расплачусь.
…Может быть, от дней этих, жутких, как штыков острия -
когда столетия выбелят бороду,
останемся только ты и я,
бросающийся за тобой от города к городу.
...Петлёй на шею луч накинь.
Сплетусь в палящем лете я!
Гремят на мне наручники -
любви тысячелетия.
И только боль моя острей -
стою, огнём обвит,
на несгорающем костре
немыслимой любви.